«29 июня 1973 года на 81-м году жизни скончался в Москве персональный пенсионер союзного значения, член КПСС с 1909 года, первый председатель Костромского губернского комитета партии Николай Кузьмич Козлов. Н.К. Козлов родился в городе Костроме в рабочей семье…» Эти слова из некрологов, подписанных первыми лицами государства и нашей области появились в газетах «Правда», «Известия» и «Северная правда».

Что это был за человек, коренной костромич, что он сделал для государства, что кончина его не прошла незамеченной для высшей государственной власти? Об этом можно, конечно, прочитать и в интернете. Но есть в архиве новейшей истории Костромской области (ГАНИКО) воспоминания самого Николая Кузьмича, которые читаются как увлекательный роман.

Разгром

В пятнадцать лет Николай Козлов становится очевидцем разгрома костромской партийной организации социал-демократов (с.д.). «В один из воскресных дней марта 1908 года я стал свидетелем того, как из здания полицейского участка на улице Богоявленской высыпала большая толпа городовых во главе с приставом и, завернув в переулок, бегом направилась к Волге. Держась на приличном расстоянии, я последовал за ними. По льду перешли Волгу, вступили в заволжскую Никольскую слободу. Здесь я натолкнулся на выставленное в узких улочках полицейское оцепление и пройти дальше не смог».

Как выяснилось, эта полицейская операция была заключительным этапом по аресту всех членов костромской организации большевиков. Провал произошел из-за провокатора, проникшего в их ряды.

Разброд и шатания

Период «столыпинщины» явился временем свирепых расправ реакции с революционным рабочим движением. Сокращение производства, безработица – все это повлияло на позицию рабочих-активистов. Фабриканты жестоко расправлялись с ними, увольняя с работы и занося в черные списки. В это время было частым явлением, когда в рабочей семье жена работает на фабрике, а муж, лишенный возможности найти работу, ведет домашнее хозяйство.

Период реакции сопровождался и внутренними проблемами в партии большевиков. Меньшевики выступали за легальную революционную борьбу. Интеллигенция вообще отошла от революционных дел, ушла в личную жизнь, в работу, в обустройство собственного благополучия. Такие люди находились и среди тех, кто еще недавно возглавлял рабочие организации. Возвращаясь в Кострому из ссылки или после тюремной отсидки за события 1905 года, они оставляли общественную деятельность, замыкались на работе и семье. И очень неодобрительно относились к попыткам молодых революционеров продолжать свою деятельность в подполье. Маститый подпольщик, являвшийся одним из руководителей Совета рабочих депутатов 1905 года в Костроме (Козлов не называет его фамилии), даже специально встретился с Николаем и строго ему выговарил: «Что вы, считаете себя умнее тех, кто уже прошел эту дорогу? Разве не ясно вам, что то, что вы собираетесь делать, это все равно, что пробивать гранитную стену?».

Некролог в “Северной правде”

Соколов, Васильев, Синицын

И в самой рабочей среде чувствовались подавленные настроения на фоне экономического спада в стране, безработицы, сокращения заработной платы. Но не все опустили руки и смирились. Н.В. Соколов, вернувшись из тюрьмы, являл собою пример непоколебимого большевика, пишет Козлов. К ним присоединились только что отбывшие тюремные заключения П.В.Васильев и П.К.Синицын. Этой четверке удалось к середине лета 1909 года создать в Фабричном районе группу из пятнадцати молодых рабочих со всех крупнейших предприятий. Организационное собрание кружка состоялось в сентябре 1909 года в лесу между Молвитинским трактом и рекой Костромой — излюбленным местом партийных сходок и массовок прежних революционеров. Отсюда легко можно было выйти незаметным либо к реке Костроме, либо на один из загородных трактов.

Конспираторы

Чтобы впредь избежать провалов подпольной организации и затруднить работу провокаторов, было решено усилить конспирацию. Выделили руководящую тройку, бюро. Причем так, что в целом организация знала лишь одного входящего в ее состав члена, который избирался открытым голосованием. Затем тайным, закрытым, голосованием (записками с пометкой лишь инициалов кандидатов) избиралась тройка в целом. Подсчетом занимался товарищ, выделенный перед открытым голосованием. После подсчета голосов поданные записки сжигались на глазах участников собрания. Результаты голосования не оглашались. Такие предосторожности в будущем себя оправдали.

Но систематическая работа кружка в условиях надвигавшейся зимы не представлялась возможной. Все члены организации проживали в тесных условиях, и собраться в помещении было невозможно. Потому в зимний период штудировали специально подобранную легальную литературу.

Лекторы

Для кружковых занятий нужны были лекторы, подготовленные руководители, а таковых в Костроме не было. Единственный более-менее образованный человек, окончивший четыре класса городского училища, 17-летний Николай Козлов. Но и у него были очень ограниченные возможности вести эту работу. По воспоминаниям Николая Кузьмича, тогда наблюдалась всего одна подходящая кандидатура — Дьяконов. Но он, выслушав приглашение читать лекции в только что созданном кружке рабочих, предупредил, что придерживается позиции Плеханова, выступающего против подпольной борьбы. Однако несколько лекций Дьяконов прочитал рабочим-кружковцам.

Слежка

Царские власти продолжали бороться с подпольщиками. В воспоминаниях описывается такой случай. Летом 1910 года Николай шел на загородное собрание, соблюдая все правила конспирации. Выйдя из города и двигаясь к лесу полем, он заметил идущего следом шпика. Подойдя в условленное место, Козлов предупредил товарищей о преследователе, а сам отошел и стал наблюдать. Через некоторое время на патрульных вышел филер. Те, изображая пьяных, ухватили его под руки, заявляя, что на этот раз они уж точно заполучат собутыльника и не позволят сбежать, как это случилось с предыдущим прохожим. Филер, конечно, начал отказываться. Товарищи, продолжая играть комедию, оскорбились и перешли уже к более агрессивным мерам. Основательно помятый филер пустился наутек в сторону города. После собрания участникам пришлось возвращаться в город окольными путями.

За первый год молодые подпольщики сумели установить связь с Центральным Комитетом партии большевиков и работали уже, что называется, в команде.

Листовки

На 1 мая 1911 года было решено выпустить листовку с обращением к рабочим. Подготовку текста, его размножение и распространение взяла на себя руководящая тройка. Печатание листовки поручили Козлову. За несколько дней до Первомая он приступил к работе во флигеле, расположенном в глуби двора в конце улицы Никольской. Там в двух комнатах проживала семья Клавдии Невской, которая сочувственно относилась к молодым революционерам.

Технология изготовления листовок на гектографе предусматривает просушку отпечатанных листков, для чего их раскладывали на полу и других свободных местах комнаты. Младший брат Клавдии, 4-летний Борис, то и дело забегал в эту комнату. Волей-неволей приходилось его бабушке выносить внука из импровизированной типографии. То есть вся семья Невских была в курсе происходящего. И как встрепенулся Николай, когда увидел за окошком прогуливавшегося по двору мужчину в полицейской одежде. «Я поспешил, конечно, осведомиться у хозяев, что это за человек. А они совершенно спокойно сообщают мне, что это домовладелец, старший городовой ближайшего полицейского участка, что беспокоиться не стоит, так как, приходя домой, он долго спит, а встав, сразу же уходит на службу». Так и произошло в этот раз.

Закончив печатать, он передал все листовки трем товарищам, которые должны были раскидать их по городу: расклеить по заборам, стенам домов, подбросить во дворы и подъезды и т. д. Это происходило 25 апреля. А 30 апреля в дом к Козлову пришли жандармы, произвели обыск и арестовали его. На следующий день, 1 мая, Николая отвели в тюрьму, где он встретился с теми тремя товарищами, которым он передал листовки для распространения. Их арестовали в ночь, когда они закончили разброску листовок. Подпольщики проявили неосторожность, договорившись, что, выполнив задание, встретятся на границе Фабричного района. Уже ближе к утру они сошлись в одном месте и тут натолкнулись на полицейскую облаву. Молодые подпольщики бросились врассыпную, но один из них был пойман. Двое убежавших имели глупость пойти домой, где и были арестованы утром.

Тюрьма

Вся четверка подпольщиков оказалась в тюрьме, но ни у кого из задержанных листовок не оказалось. Молодых революционеров держали в застенках два месяца, добиваясь чистосердечного признания. Но напрасно. И всех выпустили под гласный надзор полиции на два года.

Вот как описывает Николай Кузьмич их освобождение: «В июле 1911 года мы были освобождены из тюрьмы. Около полуночи теплой июльской ночью шли мы всей группой от тюрьмы по Русиной улице, кое-кто с захваченными из дому пожитками — спальными принадлежностями. Дошли до Сусанинского сквера. В зените стояла луна, разросшийся кустарник отбрасывал по скверу густые тени. Было совершенно безлюдно. Мы расселись на центральной площадке, расположенной вокруг памятника Сусанину, с наслаждением вдыхая ночной свежий воздух, столь приятный после затхлого воздуха большой тюремной камеры. Мы могли на этот раз позволить себе такую вещь, не рискуя навлечь на себя обвинение в устройстве нелегального ночного собрания, да еще в самом центре города. Но приходилось расходиться по квартирам к неожидающим нашего возвращения семьям. И мы разошлись…»

Какая сила вела их по такому пути – загадка.

Николай Николаев, пресс-служба ГАНИКО