У всех, кто пережил блокаду Ленинграда, похожая история: 872 бесконечных дня борьбы за жизнь. Время мужества, надежды, душевного надрыва. Но дети ощущали эти события иначе: для многих ужасы войны стали ничтожными по сравнению с болью от потери родителей, одиночеством и беззащитностью. В канун дня снятия блокады Ленинграда корреспонденты «Северной правды» встретились с Николаем Жироховым, человеком, которого эвакуировали из Ленинграда пятилетним ребенком.

Станция Нея

– У вас сохранились воспоминания о событиях, которые предшествовали блокаде Ленинграда?

– Хорошо помню момент, когда около домов начали рыть окопы. Конечно, в то время я не осознавал, зачем они нужны. И самолеты… они летали очень высоко и, как мне казалось, медленно. Чуть позже появились воздушные ограждения — аэростаты. Я видел, как их «водили» по улицам: тянули за веревки, чтобы поднять на нужную высоту.

– Запомнился момент прощания с родителями?

– Помню печенье. Отец отдал мне его на вокзале, прощаясь. Помню противогазную сумку, в которой оно лежало. Сумка была набита доверху. Помню детей, которые стояли в очереди на посадку рядом со мной, а родители были где-то в стороне. Ребятишек было много, целый вагон: пяти, семи, восьми лет. Из родителей никого не брали — взрослые были нужны в Ленинграде.

– Куда вас эвакуировали?

– Нас привезли на станцию Нея. Ехали долго, детям дорога далась тяжело. Нас заселили в длинный барак, где половина была отдана для переодевания солдатам, а другая – нам. Сначала спали все вместе, вповалку. Потом сделали каждому ребенку отдельную маленькую кроватку. Они стояли по всему бараку рядами. Кроватки были повсюду.

– За вами кто-нибудь ухаживал?

– Мы постоянно были под присмотром. Даже в баню нас водили. Конечно, сейчас не помню, где она была, но воспоминание осталось. Через полгода меня нашла мать. Она каким-то чудом выехала из Ленинграда и сразу поехала на станцию Нея. Видимо, родителям сказали, куда эвакуировали детей. А мать моя родом из Парфеньевского района, деревня Ивановское. Поэтому, забрав меня, она сразу поехала на малую родину, к сестре.

Голодное время

– Как жизнь складывалась в Парфеньевском районе после эвакуации?

– Детей в доме было много. Мать в самом начале войны сестренку родила, у тетки ребятишки были. Очень голодное время. Повезло, что тетя держала корову. За счет этого и выжили, а ели все, что растет. Собирали головки клевера, толкли в ступе шелуху от овса. Из нее получались пресные лепешки.

– Что еще запомнилось?

– Главная радость была — наступление весны. Помню, свекла взошла. Маленькая еще была — сантиметра полтора-два, а мы накопали ее. Все объелись. С зимы есть хотелось дико. Старшие ребята, которым было лет по десять, еще сок сочали. Срубали и ошкуривали молодую сосенку или ель, а потом струной отрезали от ствола кусочки. Такие тонкие листочки получались. Их пирожком сворачивали и на тарелку. Так вкусно было! Ребята чуть ли не каждый день в лес бегали.

– Видели мясо в войну?

– У тетки моей четыре коровьи шкуры по дому висели. Видимо, до войны надобности особой в них не было. Вот за пять лет мы эти шкуры и съели. Сначала опаляли, мыли тщательно и крошили в суп. На шкуре ведь кусочки мяса оставались, жир. Суп был хороший!

– Какие воспоминания у вас остались с тех времен?

– Как мы праздники справляли: Масленицу, Пасху. Хоть и война была, но молодежь веселилась. С горки катались, в лес ходили.

Воссоединение семьи

– Как складывалась жизнь после войны?

– В 1946 году приехал отец и забрал нас в Челябинск: меня, сестренку и мать. Он там всю войну фрезеровщиком проработал на Кировском тракторном заводе (один из старейших заводов в Санкт-Петербурге. – Прим. автора). В Ленинграде всех рабочих посадили в самолет и отправили в Челябинск, а станки все поехали поездом. Отец рассказывал, что оборудование приехало, а работать негде – стен в цехах нет. В итоге просто поставили станки на землю. Когда зима пришла, грелись, как могли. Ставили бочки, набивали их коксом и поджигали. Так проработали всю войну.

– Когда вы начали учиться?

– В школу я пошел в Челябинске. В Парфеньеве меня мать не отпустила, боялась, что волки съедят по дороге, а здесь безопасно было. Нас собрали целый класс. Все разных возрастов были: и восьмилетние, и девятилетние, и десятилетние ребята. Худенькие были, по-всякому ведь дома питались. А каждый день перед занятиями учительница всем на листочек ложку сахарного песка высыпала и булочку давала. Поели — пора учиться.

– Вы знали, чем займетесь, когда повзрослеете?

– Конечно! Когда мне исполнилось 15 лет, я устроился на работу, пошел по стопам отца. Уже через две недели точил детали для танков. Пока не исполнилось шестнадцать, работали в одну смену. Позже — в три. Тяжело было. И мальчишки, и девчонки были на равных. Спать захочешь ночью — пока мастер ушел, можно вздремнуть. Приходит — будит, надо работать.

Восстановление страны

– Что было дальше?

– Став специалистом, я объехал практически весь Советский Союз. Был в Мончегорске, на Сахалине, в Таджикистане… Везде восстанавливали промышленность. Мне запомнилась каждая поездка. Кроме того, я увлекаюсь фотографией, поэтому у меня всегда с собой был фотоаппарат. Так я стараюсь сохранить памятные моменты.

– Что больше всего запомнилось в командировках?

– Много интересных событий происходило. Однажды валенки у всей бригады украли, в другой раз — в спальниках на несколько метров скатились с горы — в темноте палатку ставили. Слава Богу, что все обошлось. Кроме того, работа всегда была тяжелая и интересная. Мы всегда знали, что делаем важное дело.

– Почему вы приехали в Кострому?

– В Кострому мы вернулись с женой после выхода на пенсию. Она из Поназыревского района, познакомились, когда родню навещал, поэтому решение жить здесь было принято единогласно. Чуть позже и наш сын перебрался в Кострому.

Алина ПАНОВА

«СП»-справка

Николай Жирохов — житель Ленинграда. Был эвакуирован в возрасте пяти лет перед самым началом блокады