Уже написанные – на бесконечных стеллажах и стенах, на мольбертах – пока не успевшие высохнуть, а ведь еще есть замыслы… Картин столько, что за одну жизнь написать, кажется, невозможно. Но у заслуженного художника России Альберта Еремина жизнь и вправду не одна: видевший изможденную Кострому 1940-х, он видит Кострому две тысячи каких-то – с немеркнущим солнцем и космическими трассами над головой. Танцуя бессмертный рок-н-ролл, живет и пишет во всех временах сразу. Масштабный художник – это, кажется, называется так.

Купечество и рок-н-ролл
   -Альберт Иванович, начало сентября – давайте начнем с учителей. Где-то полвека назад вы учились у Алексея Павловича Белых. Совсем недавно его не стало, и вся Кострома говорила: не стало легенды. Это на самом деле было что-то особенное – школа Белых?
-Я познакомился с Алексеем Павловичем уже на пятом курсе: он был куратором моего диплома. А диплом был на тему «Хлеб закрывают на целине перед грозой» – большая такая картина. Кстати, дипломная работа самого Алексея Павловича тоже была посвящена целинникам, поэтому мы легко нашли общий язык. Он помогал мне развивать тему, давал советы – и в итоге я получил «отлично». Но если говорить о костромской школе живописи, еще до появления в Костроме Белых школа-то существовала. Основателем ее был Шлейн Николай Павлович, очень много художников вышло из его частной школы.

   -И что – работы «костромской школы» можно легко узнать среди других?
-Конечно, наша школа отличается от всех других. Даже от ярославской. Во-первых, цветовым решением: у нас преобладает серебристая гамма. Это все колористические находки Шлейна. Потом, Шлейн приучал всех работать с натуры, сам выходил с учениками на пленэр, поэтому пейзажи костромичей очень жизнеподобные. Уже ученики Шлейна: Козлов Иван Александрович, Назаров Николай Федорович, Колесов Михаил Сергеевич – продолжили развивать эту жизненность художественного решения, достоверность тем. Писали колхозы…

   -А тут вдруг вы – пишущий купеческую Кострому. Она для вас оказалась ближе, чем советская?
-Когда оканчивал училище, как-то я не думал о том, что мне ближе – купеческая Кострома или нет. Тут дело случая. Как-то случайно, а может, это и не случайно, может, судьба, я оказался в музее. Был принят по конкурсу в художественно-оформительский отдел историко-архитектурного музея. И вот Яблокова Нина Николаевна – была такая замечательная женщина, заведующая историческим отделом – втянула меня в эту тему: я стал оформлять экспозиции по истории купечества в Костроме. И вдруг совсем по-другому познал историю города! Понял, что купечество – нечто необыкновенное. А там уже и купеческие дворы появились в моем искусстве.

   -А по шапке вы за эти дворы не получали?
-Помню, мы с Виктором Яковлевичем Игнатьевым первую выставку сделали в библиотеке Крупской. Назвали ее «Дома, в которых живут люди» – этими домами были в основном купеческие особняки. И меня, конечно, начали обвинять, писали: что, тебе Кострома не интересна, что ли, современная? Что ты увлекся купеческой Костромой? А мне, понимаете ли, и прошлое, и настоящее интересно было. Купечество-то купечеством, но я был любитель джаза. Обожал слушать Цфасмана – это советский композитор, Луи Армстронга – какие он на трубе золотой играл свинги! Да я и сам на ударных играл. Стиляга был: ходил во-о-от с таким коком, всему училищу задавал тон, рок-н-ролл танцевал! Купечество и рок-н-ролл – представляете, какие во мне жили контрасты.

   -Тогда вся художественная Кострома, как и вся страна, жила контрастно. С одной стороны, неоспоримый соцреализм, с другой – Шувалов, и полузапрещенные показы, и кухонные посиделки. Кажется, безумно интересное было время?
-С приходом Шувалова, конечно, оживилась творческая среда. И мы увлекались им, и завидовали, что он так необычно видит мир, и с удовольствием посещали его выставки. Я даже сам организовывал его выставки с Виктором Игнатьевым. Как-то под Новый год открыли выставку Шувалова в медицинском училище – после этого директор училища получил выговор по партийной линии за то, что пригрел абстракциониста. А в другой раз досталось уже нам с Игнатьевым.

 -Тоже за Шувалова?
-Нет, мы делали выставку репрессированных костромских художников, которые были расстреляны в 1920-е годы. Как раз пошла оттепель, стало не очень строго – и мы этим воспользовались. Устроили выставку даже без выставкома. Открываем ее, значит, и тут из обкома партии приезжают – первый секретарь по идеологии, второй секретарь, на машинах… Закрывают залы, фамилии берут на карандаш. Все получили строгий выговор от управления культуры, а я, Игнатьев и еще один товарищ были приглашены к начальнику управления. Он нам выдает приказ – мол, распишитесь. В этом приказе нас объявляли абстракционистами и запрещали нам устраивать выставки без выставкома.

Кострома должна быть каскадной

-Альберт Иванович, для вас все началось с войны: вы родились незадолго до Великой Отечественной. И это та тема, которая – ничего не сделаешь – рано или поздно обязательно прорвется…
-Вот одна из моих работ. Называется «Ждет». Это документальный момент: бабушка, мать моей матери, ждет сына с фронта. Пришло известие, что он пропал без вести, а она все ждет и ждет, ждет и ждет… Пошла в церковь, помолилась. Через шесть месяцев он объявился – после боев, контузии, госпиталей. Войну я показываю именно через этот образ: мать ждет.

   -Военное детство – оно голодное, холодное, темное. А из вас вдруг вырос художник солнечного света и ярких, озорных красок. Это как возможно?
-По натуре я такой – жизнерадостный. Стиляга (смеется.). Конечно, мы очень трудно жили: мать получала хлеб по талонам. А хлеба не было, так ходила на поля, перекапывала прелую, перезимовавшую картошку – это уже не картошка была, а месиво какое-то – и что-то пекла. Когда это все испытаешь, хочется радости. Когда я учился в училище, старался себя одеть понаряднее. А жили-то бедно – я работал: где-то на вокзалах вагоны разгружал, разнорабочим был. Пиджак себе купил, брюки узкие, рубашку, кепочку модную – хотелось в эти тяжелые времена выглядеть иначе. Вырваться из бедноты, воспрянуть как-то. В танце побыть, в таком экспрессивном.

   -Кстати, на ваших картинах костромские улицы очень часто танцуют – прямо рок-н-ролл в живописи. Да и вообще, почти каждая работа – про Кострому. Так любите этот город?
-Когда я окончил училище, поехал в Туркмению отрабатывать три года, как положено. Так я скучал по Костроме так, что стихи про нее писал! Мечта у меня была – почитать газету «Северная правда». Чем мне Кострома нравится? Да коренной житель. Родился здесь, жил в рабочем районе, любовался Костромой, бегал по Комсомольской, Козуева, по Полянской, Новополянской, играл в футбол… Зворыкинские дома, Юных пионеров – все это мои родные районы.

   -Вы их тоже часто пишете – и это Кострома фабричная, пришедшая на смену Костроме купеческой. А дальше, в будущем, какая, думаете, будет Кострома?
-Недавно у нас появился центр «Океан». К Дню города там сделали выставку, в которой пригласили принять участие и меня. Так вот, рядом с нашими работами на одной из стен разместили изображение Костромы, сделанное дронами. Это такие летающие аппараты, которые фотографируют город сверху. Какая красота! Полет какой! И, глядя на эту красоту, я подумал, что в будущем Кострома должна стать каскадной.

   -Это как?
-Старинную Кострому обязательно нужно сохранить, и она должна остаться внизу и стать пешеходной. А над ней, на высоте, пусть появится другая Кострома – в каких-то громадных конструкциях, с космическими дорогами, по которым можно двигаться с огромной скоростью. Я бы назвал новую Кострому городом Солнца.

   -А что в новом мире, который уже наступает, будет делать художник?
-Наше общество идет по капиталистическому пути развития, и художник становится частью этого общества. Он уже не пишет картины на заданную государством тему. И это хорошо: раньше ведь художник был на службе у идеологии. Во времена Хрущева неугодные выставки бульдозерами сносили. А сейчас художник становится свободным, может писать на любую тему, по-своему разрабатывая ее. Он ищет себя и находит, но это и трудно, с другой стороны. После окончания учебного заведения никто не гарантирует молодому художнику, что он получит работу. Приходится всего добиваться своим трудом. Но даже если так, я все равно за такой, капиталистический, путь развития искусства, потому что – свободный художник. Художник дворов.

   -Вы столько костромских дворов написали – это почти энциклопедия нашей жизни.
-Найти бы человека, который увлекся бы моей старой Костромой. И собрал бы все мои работы, и смог бы создать для них галерею. Ведь в этой галерее по моим картинам можно изучать историю Костромы. Чтобы мои работы служили костромичам – вот такая у меня мечта.

P.S. Этот разговор произошел в сентябре 2017 года. Альберта Ивановича Еремина не стало 9 ноября 2020 года. Приносим искренние соболезнования родным и близким.