Случайно – самое частое слово в этом разговоре. Случайно влюбилась в сцену. Случайно поступила в театральный. Случайно пригласили в Кострому. Правда, вся эта череда «случайностей» выводит вот куда: новый сезон Костромского драматического театра, начавшийся в минувшую пятницу, для актрисы Евгении Некрасовой уже десятый. И от сезона к сезону за ней всё интереснее и интереснее наблюдать. Так что слово «случайно» вычёркиваем – и говорим о вполне закономерном.

Шаг в другой мир

– Женя, вы росли в Нижегородской области, а ближайший театр был, соответственно, в Нижнем, куда каждый вечер не наездишься…

– Да, родители нас не возили в театр и одну девочку-подростка, конечно, тоже не отпускали.

– Тогда как получилось, что вам в жизни вдруг понадобился театр?

– Для меня это до сих пор загадка. Наверное, всё началось с ТЮЗа, куда нас водили классом, как всех школьников. Сначала мы посмотрели спектакль «Изобретательная влюблённая» – по-моему, режиссёра Виктора Симакина, который когда-то в Костроме работал. И мне безумно понравилась актриса Таня Миронова! Я всё думала: как это она такая красивая, такая лёгкая, интересная… А потом нас привезли ещё на один спектакль –социальная драма была, «Блин-2» называлась. И вот в этот момент я поняла, что мне реально интересен театр. Но тогда я не собиралась быть актрисой. Я ходила в художественную школу, думала – может, стану гримёром.

– А как же актриса всё-таки победила?

– Был конкурс чтецов то ли в десятом, то ли в одиннадцатом классе уже. Как всегда, всё распределили: ты учишь вот это, ты – это. А мне ничего не предлагают, потому что я никак себя не проявляю. Тогда я набралась смелости и сама попросила: «Можно мне, пожалуйста, Есенина почитать?». Мне так нравился Есенин! В итоге я взяла отрывок из «Анны Снегиной», мы поехали на конкурс, на котором я, конечно, ничего не заняла. Но именно в тот день ощутила, что на сцене быть классно. Я помню, как перед выходом у меня тряслись колени. Они у меня просто ходуном ходили – я и руками держала их, и локти на них ставила, чтобы никто не видел, как меня трясёт. Но когда вышла и несколько строчек прочитала, зал попритих и начал слушать… Я получила такой кайф!

– Вот этот кайф – когда переступаешь границу между кулисами и сценой, а заодно переступаешь через собственные страхи – он, наверное, уходит со временем?

– Не уходит. Однажды в студенческие годы нас позвали в спектакль Нижегородской драмы. Это было «Похищение Сабинянинова», ставил московский режиссёр Валерий Саркисов. У Сабинянинова пять дочерей, и они в финале должны танцевать балет – это как раз и были мы. Я очень хорошо запомнила ощущение: пока стоишь за кулисами и ждёшь своего выхода, кажется – вот сейчас сделаешь шаг и попадёшь в какой-то совершенно другой мир. Это состояние не описать словами, его не бывает в обычной жизни. А в театре оно постоянно.

– Но театр – не только магия. Оказавшись внутри процесса, вы не могли не столкнуться и с какими-то трудностями.

– Я на самом деле человек очень скромный, даже зажатый. И самым трудным для меня было вливание в коллектив. Когда я только пришла в театр, меня начали вводить в «Гамлета» – и я всё время хохотала. Смеюсь и смеюсь, смеюсь и смеюсь. Все уже спрашивают: «Ну что ты смеёшься?». А я от зажима. И ничего с собой поделать не могла. Мне понадобилось года два, если не три, чтобы по-настоящему расслабиться.

Что-то от Чехова и старшего брата

– Костромской театр для вас в самом деле начался со сплошного Шекспира: вводная Офелия, уже «своя» Джульетта. Какая из этих ролей оказалась реальным боевым крещением?

– Джульетта стала крещением во всех отношениях. У меня в целом был непростой период. Во-первых, я тогда начала набирать вес. Плюс зажим, плюс переживания от того, что у нас с Настей (актриса Анастасия Краснова. – Д. Ш.) дубль. Настя гораздо опытнее, она уже работала в театре… Зато потом «Ромео и Джульетта» стал моим любимым спектаклем.

– Что для артиста – любимый спектакль?

– Сергей Юрьевич (главный режиссёр театра Сергей Кузьмич. – Д. Ш.), мне кажется, вывел очень правильную формулу: если после спектакля ты чувствуешь усталость, значит, плохо отработал. Заставлял себя. А если всё делал по максимуму, будешь чувствовать эйфорию. Помню, после «Ромео и Джульетты» всегда был такой подъём! Несмотря на то, что это трагедия и Джульетта умирает в конце.

– После Офелии и Джульетты у вас ещё были Бьянка в «Укрощении строптивой» и Виола в «Двенадцатой ночи». Раз вам так часто дают роли в шекспировских пьесах, значит, вы по своей актёрской психофизике – героиня Шекспира?

– Шекспир был моим любимым чтением в юности. У мамы было его собрание сочинений, я приходила вечером домой, брала пьесы к себе в комнату и читала. Что-то, конечно, примеряла на себя, но, вообще, мне всегда казалось, что я из мира Чехова. Какой-то он депрессивный, как и я. Мне кажется, я в принципе живу в состоянии депрессии. Да, люблю повеселиться, люблю шумные компании – сегодня. А потом неделю не трогайте меня. Кстати, нашим дипломным спектаклем был «Вишнёвый сад», я играла Раневскую и очень бы хотела сыграть её снова. Когда дозрею.

– Но работаете вы в театре имени Островского, и как раз Островского приходится очень много играть. В его мире вам как?

– «Не было ни гроша…», да и «Гроза» с «Бесприданницей», где у меня были совсем небольшие роли, – спектакли, в которых было очень интересно работать. Сергей Юрьевич всегда отыскивает в пьесе глубинные и неожиданные смыслы, добирается до самой сути. Когда мы ставили «Бесприданницу», размышляли: почему Паратов продаёт «Ласточку» именно сейчас? Не вчера, не завтра – сегодня? Почему именно Вася её покупает? Почему у Васи такие отношения с Ларисой – может быть, это идёт из их прошлого? И вот копаем, копаем, копаем…

– Кстати, в «Не было ни гроша…», как и в «Невольницах», и в «Диком Западе», и в «Иванове» – почти везде ваши героини отнюдь не трепетные леди. При трепетной внешности. Это в вашей природе, или режиссёрам приходится вытаскивать из вас жёсткость?

– Скорее всего, это во мне есть. И, возможно, режиссёр даже не планирует, чтобы героиня была такой, но вдруг это появляется – и он соглашается. Мне кажется, это оттого, что у меня есть старший брат. В юности он был примером для меня: учился в меде, к тому же музыкант – у него была своя панк-группа. Мы слушали «Нирвану», ходили на концерты, я носила рваные джинсы, хотя это не было модно… Во всём этом была такая романтика!

В театре становишься проще

– «А зори здесь тихие…» – самый недавний ваш спектакль, и мне кажется, вы именно в нём впервые – уже не девочка, а красивая и сильная молодая женщина. Такой переход на сцене – из девочек в женщины – это страшно или интересно?

– «А зори здесь тихие…» – вообще отдельная история. Это произведение, которое я зачитала и засмотрела до дыр. К тому же у нашего поколения ещё есть особенное отношение к войне: когда объявляют минуту молчания и начинает звучать метроном, всё – меня трясёт, слёзы наворачиваются… И мне было так сложно принять, что я сначала не попала в этот спектакль, потому что была занята в другом. Поэтому, когда Саша (Александр Кирпичёв, режиссёр спектакля. – Д. Ш.) позвонил, сказал: «Есть возможность ввести второй состав», я тут же примчалась в полной готовности – что читать, что смотреть… Это материал, в котором интересно работать, это персонаж, в котором интересно жить, и это камерное пространство, в котором я никогда до этого не существовала. Помню, когда смотрела «Эй ты, – здравствуй!» (первый спектакль воссозданного в 2018 году театра юного зрителя. – Д. Ш.) на малой сцене, прямо хотелось туда, в это пространство. А переход из девушек в женщины – это очень интересный период. Сейчас играть юных влюблённых барышень уже не так любопытно, как раньше. Сейчас уже хочется сыграть судьбу.

– А вообще, театральный опыт пригождается в жизни? Как-то влияет на неё?

– Знаете, когда мой брат учился в меде, мне очень хотелось стать психотерапевтом или психодиагностом, чтобы разбираться, как устроены человеческие мозги. Получается, теперь я этим и занимаюсь, только в другой профессии. В театре мы тоже разбираем поступки людей, мотивы этих поступков. И, анализируя это всё, ты становишься проще, циничнее в каких-то моментах. Не так болезненно всё воспринимаешь. Мудреешь.

– А вы уже чувствуете себя таким аксакалом – всё-таки десять лет в театре?

– Абсолютно нет. Мне даже удивительно… Когда я пришла в театр, все рассказывали какие-то истории – как ездили туда-то, как что-то репетировали. Я думала: сколько всего интересного происходит! А теперь – удивительно – я уже часть этого всего. И с теми людьми, которые тогда рассказывали, у меня уже есть общие воспоминания. И очень хочется, чтобы таких воспоминаний было ещё больше. Хочется работать, работать и работать.

Дарья ШАНИНА

Фото автора