Про бобины и пятиштырьковые коннекторы, про пульты и фейдеры очень подробно могут рассказать технари. Но сколько во всём этом романтики, знает только театральный звукооператор. Заведующая радиоцехом Костромского государственного драматического театра имени А. Н. Островского Ольга Голубева эпоху бобин вспоминает как исключительно-романтическую, а сценический звук называет стихией. И, пожалуй, именно такое восприятие помогает ей вот уже двадцать лет быть в профессии, которая как айсберг: у основания обязательно техника, а на вершине – всегда искусство.

Музыки меньше, и это лучше

– Оля, даже боюсь представить, сколько ты провела спектаклей за двадцать лет. А есть такой, музыка из которого до сих пор не отпускает?

– Сразу могу сказать, что это «Двое на качелях». Это первый спектакль, который по-настоящему завладел мной. Режиссёром была Ирина Аркадьевна Аркадьева, она позволила мне самой что-то придумать, даже подобрать музыку. И вот эта музыка до сих пор звучит во мне.

– Какая это была музыка?

– Это был блюз – Оскар Бентон. Скажу больше: я знала наизусть не только реплики, на которые включается музыка – вообще весь текст пьесы.

– Вот кстати о тексте. Понятно, что в драматическом театре основа – именно текст и действие, а музыка, хоть и важна, всё-таки вторична. Но бывает так, что хорошая музыка буквально спасает плохой спектакль и наоборот?

– Однажды на фестивале «Дни Островского в Костроме» показывали спектакль – я не помню, какой театр. Помню только, что декорации были расписаны под хохлому и в какой-то момент заиграл марш «Прощание славянки». Вот в этот самый момент я вышла из зала: для меня спектакль завершился, хотя, может быть, он и был неплох. Всё ведь дело в том, как режиссёр работает с музыкой, помогает ли ему заведующий музыкальной частью и какой у них обоих вкус. Я хочу сказать, что нам в этом смысле повезло: у наших режиссёров хороший музыкальный вкус. И они разбираются в современной музыке.

– А какой музыки сегодня больше в драматическом театре: современной или классической? Попса преобладает, рок, джаз или то, что называют кроссовером – смешение стилей? Вообще, есть какие-то тенденции?

– Сегодня на сцене больше современной музыки – это однозначно. И даже если звучит классика, то, как правило, в современной обработке. А вообще, сейчас всё явственнее прослеживается такая тенденция: к каждому спектаклю пишут оригинальную музыку. У нас к спектаклю «Горячее сердце» писал музыку Григорий Гоберник, в «Снегурочке» работал шикарный композитор из Петербурга Сергей Патраманский. За тот месяц, что шли репетиции этого спектакля, мы просто семьёй стали: режиссёр Игорь Коняев, композитор и я.

– Ещё о тенденциях: сегодня в спектаклях звучит больше или меньше музыки, чем, скажем, лет пятнадцать назад?

Был период, когда в спектаклях звучало по сто треков – я имею в виду количество включений. Сейчас гораздо меньше. Если речь идёт, конечно, не о музыкальных спектаклях.

– Это же говорит о чём-то?

– О том, что музыкой не «прикрываются». Да, она может поддержать эмоциональное состояние героя, подчеркнуть его. Но такого, что артисту вообще не нужно ничего делать – за него всё сделает музыка, нет. И слава Богу. Это значит, что наши артисты действительно профессиональны.

Первый экстремальный

– Мне кажется, люди приходят в театр, в любую театральную профессию, двумя путями: либо с самого детства мечтают и шаг за шагом достигают, либо совершенно случайно. Твой путь какой?

Я работала в культурном центре «Россия», который теперь называется «АРС», вместе с инженером – и он ушёл в театр, как раз заведующим радиоцехом. Через какое-то время звонит и приглашает поработать звукооператором. Пока я думала, ещё один звонок – Андрей Селезнёв, мой хороший приятель, говорит, что в театр требуется звукооператор. Я думаю, раз уже второй человек предлагает, значит, надо попробовать. Иду в театр – и меня берут.

– Впервые вести спектакль было страшно?

– Это было экстремально. Я только устроилась и вечером пришла смотреть спектакль: нужно было знакомиться с репертуаром. В цехе нас было трое: начальник цеха, который, как я уже говорила, пришёл незадолго до меня, я и ещё один звукооператор. Так вот этот звукооператор и должен был вести спектакль, но вдруг куда-то исчез – это же были девяностые. Ну, и мне говорят: «Оля, ты единственная, кто может провести. Давай начинать!». Спектакля я ни разу не видела, мне бы партитуру, а её нет – тогда вообще никакой систематики не было. Я лихорадочно ищу пьесу, один мне говорит – здесь надо включать, другой говорит – тут, ещё и магнитофон на сцене…

– С театром понятно. А в звукооператоры ты шла целенаправленно?

– В звук я попала так же случайно, как и в театр. Я училась в торговом, готовилась стать продавцом продовольственных, промышленных товаров. И зная, что я меломан, что обожаю музыку, меня ни разу не поставили на музыкальный отдел. Я, конечно, очень расстраивалась. И как раз в это время пошла в театральную студию – это был «Дом голубой собаки» при семнадцатом лицее. Я даже не играла, а просто помогала как бутафор. И влюбилась в театр. Окончила три курса торгового и поступила в училище культуры.

– Но на звукорежиссёров там не учат.

– Не учат. Но так получилось, что в тот год, когда мы поступили, у училища был юбилей. Сказали, что каждый желающий может прийти и посмотреть репетиции юбилейного вечера. Я пришла, сижу, единственная в зале. И тут Нина Ивановна Баландина (педагог, руководитель курса. – Д. Ш.) говорит: «Оль, у нас заболела девочка, которая отвечает за музыку – садись к магнитофону!».

– Что-то это очень напоминает…

– Да, очень похоже на мой первый спектакль в театре. И вот провела я эту репетицию, уже собралась домой, вдруг меня останавливают: «Сейчас ещё будет показ для директора – надо снова включать!». И, видимо, я настолько устроила всех в роли звукооператора, что меня поставили вести и сам юбилейный концерт. Правда, он проходил в «России», там пульт с фейдерами, а я привыкла магнитофон включать. Но кое-как вырулила – и с тех пор пошло-поехало: дипломный спектакль у заочников, дипломный спектакль у очников… И до сих пор с 1996 года я веду выпускные спектакли студентов очного отделения. Теперь уже в театре.

Паять и другие мужские умения

– Пульт, фейдеры, какие-то магнитофоны – это же всё совсем не для девочек.

Наверное, у меня характер такой. Мне не подходят типично женские занятия: портнихой, например, мне точно не быть. А всё, что касается звука, мне всегда было очень интересно. Помню, в училище я подсматривала за ребятами-звуковиками, наблюдала, как они работают с оборудованием. А дома сама копалась в книгах, углублялась.

– И мальчишки никогда не говорили, что это не женское дело?

– Они говорили: «Какая у тебя чистая работа!». А я провода протягиваю – все руки чёрные. Но говорили с уважением.

– А чисто мужские умения в твоей работе нужны?

– Разве что паять. У меня ни один мальчишка в цехе не умеет паять – паяю я. Пришлось учиться в начале двухтысячных. У наших катушечных магнитофонов были пятиштырьковые коннекторы, которые очень часто ломались. Постоянно. А в магазинах не было ни-че-го, а если и было, мы не могли себе позволить купить. Вот и приходилось эти коннекторы перепаивать.

– Цехом вообще сложно руководить, тем более «мальчиковым»?

– Я не умею руководить. Мы договариваемся – кто какую функцию выполняет на определённом этапе. И что меня сейчас очень радует: я знаю, что и Данил, и Максим – неслучайные люди. Они пришли в профессию целенаправленно, и это видно.

– За те двадцать лет, что ты работаешь в театре, произошёл колоссальный технический рывок. И театр, конечно, тоже технически усложняется. Ваша работа от этого становится легче?

– Я говорю ребятам, что сейчас работать звукооператором очень просто по сравнению с тем, что было. Зато какая раньше была романтика! Два поста – это два бобинных магнитофона: на одном перемотай, на другом перемотай. А сейчас что? Скинул всё на компьютер, и вот тебе все треки по порядку. А как раньше монтировали! Не попал ты в плёнку – придётся и первый кусок переписать, и второй. А сегодня выводишь в программу, и вся шкала видна. Если начинаешь резать и не попал, просто возвращаешься на шаг назад.

– А появление «Капитанской дочки» и «Седьмой луны» – музыкальных спектаклей – бодрит?

– Тут есть определённые сложности, но вообще, я люблю спектакли, в которых нет ни минуты свободного времени, ты постоянно занят. Музыкальные как раз такие. И ещё здесь я могу всё время пробовать что-то новое. Звук ведь это стихия, которая зависит от десятков факторов: от состояния артиста, от настроя звукооператора, даже от погоды. И каждый раз нужно изобретать новые способы, чтобы с этой стихией совладать.

Дарья ШАНИНА

Фото автора